Яков Гаджиев поделился своим мнением с «Адвокатской газетой» относительно поправок в УК и УПК, которые рискуют так и остаться «на бумаге» из-за невозможности реализации. Он считает, что данная инициатива – при всей ее необходимости – вряд ли приведет к серьезным изменениям в пенитенциарной системе.
В соответствии с ч. 1 ст. 86 УК РФ лицо, осужденное за совершение преступления, считается судимым со дня вступления обвинительного приговора в силу и до момента погашения или снятия судимости. При этом, как указано в ч. 6 той же статьи, погашение или снятие судимости аннулирует все связанные с ней предусмотренные Кодексом правовые последствия.
Данное прямое указание закона неоднократно являлось предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ, который в Постановлении от 19 марта 2003 г. № 3-П подчеркнул: «Судимость представляет собой правовое состояние лица, обусловленное фактом осуждения и назначения ему по приговору суда наказания за совершенное преступление и влекущее при повторном совершении этим лицом преступления установленные уголовным законодательством правовые последствия; имеющаяся у лица непогашенная или неснятая судимость порождает особые, складывающиеся на основе уголовно-правового регулирования публично-правовые отношения его с государством, которые при совершении этим лицом новых преступлений служат основанием для оценки его личности и совершенных им преступлений как обладающих повышенной общественной опасностью и потому предполагают применение к нему более строгих мер уголовной ответственности».
Тем самым, отмечено в постановлении, несмотря на то что все правовые последствия судимости аннулируются, федеральный законодатель имеет право, руководствуясь публично-правовыми интересами государства и общества, вводить ограничения для лиц с погашенной судимостью (в частности, запрет занимать определенные должности, заниматься правоохранной или педагогической деятельностью).
В этом смысле подход высшей судебной инстанции развивает мысль, высказанную в 1872 г. немецким политическим деятелем, философом и филологом Вильгельмом фон Гумбольдтом, утверждавшим, что право и обязанность государства охранять граждан от «подозрительных лиц» (в частности, лиц, совершивших преступление) предполагает в том числе установление законом препятствий к занятию ими определенных государственных должностей, приобретению статуса опекуна над детьми и проч. В таких ограничениях Гумбольдт усматривал не что иное, как проявление заботы государства о собственности и общественной безопасности.
Со временем государственная политика изменилась в сторону гуманизации уголовно-процессуального законодательства, результатом чего стала декриминализация части статей УК РФ1, а также появление законодательной инициативы Верховного Суда РФ о введении термина «уголовный проступок».
Председатель ВС РФ Вячеслав Лебедев в своих публичных выступлениях указывал, что нормы уголовно-процессуального законодательства нуждаются в дальнейшей гуманизации, и ряд статей УК подлежат декриминализации, объясняя это тем, что из-за приобретения «статуса уголовника» страдают не только осужденные, у которых возникают проблемы при трудоустройстве, выезде за границу и получении кредита, но и их родственники, которым «никогда не стать судьями и не работать в полиции, например», а также тем, что «не нужно портить судимостью жизнь случайно оступившимся молодым людям».
Несмотря на официальную позицию государства, состоящую в том, что ограничения при трудоустройстве могут действовать только в особых случаях, связанных с публичным интересом (при устройстве на работу в прокуратуру, суд и иные госорганы), лица со снятой и погашенной судимостью, как правило, сталкиваются с данной проблемой в коммерческих организациях, которые, пользуясь открытым доступом к данным, запрашивают сведения о судимости у соискателей, претендующих на любую должность, после чего формально отказывают в приеме на работу из-за факта привлечения к уголовной ответственности. При этом, как правило, не имеет значения, чем закончилось уголовное преследование – прекращением дела за примирением сторон, истечением срока давности уголовного преследования, условным наказанием или другим альтернативным лишению свободы наказанием. Как верно отметил Вячеслав Лебедев, судимость, пусть снятая и погашенная, – это «клеймо» на всю жизнь.
Статистический учет лиц, ранее привлекавшихся к уголовной ответственности, равно как и судимых, относится к компетенции МВД России, поскольку за данный учет отвечает одна из структур указанного ведомства – Государственный информационный аналитический центр (ГИАЦ). Деятельность ГИАЦ регулируется внутриведомственными нормативными актами, а именно:
Распоряжением Правительства РФ от 19 августа 2011 г. № 1474-р «О создании в ведении МВД России федерального казенного учреждения “Главный информационно-аналитический центр МВД РФ” путем изменения типа существующего ФГБУ “Главный информационно-аналитический центр МВД РФ”», согласно которому утвержден устав данного учреждения;
Приказом МВД России от 7 июля 2007 г. № 612/дсп, которым утверждено Наставление по формированию и ведению централизованных оперативно-справочных, криминалистических и разыскных учетов органов внутренних дел РФ.
Так, согласно п. 15.2 Наставления даже в случае прекращения уголовного преследования в связи с примирением с потерпевшим сведения о привлечении лица к уголовной ответственности будут храниться в базе данных ГИАЦ до достижения данным лицом возраста 80 лет – т.е. фактически пожизненно.
В связи с тем что число лиц, привлеченных к уголовной ответственности, ежегодно растет, государство пытается найти механизмы, которые позволили бы снизить этот рост. Так появился законопроект о введении в уголовно-процессуальное законодательство термина «уголовный проступок» (№ 612292-7), инициатором которого выступил ВС РФ. Как указано в пояснительной записке, законопроект преследует целью «гуманизацию уголовного законодательства путем декриминализации определенных деяний и расширения сфер применения института освобождения от уголовной ответственности».
Полагаю, что данная инициатива – при всей ее необходимости – вряд ли приведет к серьезным изменениям в пенитенциарной системе, поскольку, как следует из содержания документа, прекращение уголовного дела должно быть инициировано должностными лицами правоохранительных органов – т.е. следователем (дознавателем). В связи с этим предложенные поправки в УК и УПК рискуют так и остаться «на бумаге», столкнутся с невозможностью реализации из-за наличия «палочной» системы в правоохранительных органах, непринятия нововведений должностными лицами.
Однако основная опасность, на мой взгляд, заключается в том, что принятие законопроекта в нынешней редакции может породить новый коррупционный механизм. В частности, лицо, которое предлагается наделить правом (а не обязанностью!) по собственному усмотрению решать вопрос о том, что является уголовным проступком, а что – преступлением, сможет манипулировать данными понятиями в личных интересах.
Особо отмечу, что в действующих редакциях кодексов предусмотрены аналогичные по правовой природе механизмы, которые на практике фактически не используются.
Во-первых, согласно ч. 1 ст. 75 УК РФ и ч. 1 ст. 28 УПК РФ лицо, впервые совершившее преступление небольшой или средней тяжести, может быть освобождено от уголовной ответственности, если добровольно явилось с повинной, способствовало раскрытию и расследованию данного преступления, возместило ущерб или иным образом загладило причиненный вред и вследствие деятельного раскаяния перестало быть общественно опасным.
Во-вторых, в соответствии со ст. 76.2 УК РФ и ст. 25.1 УПК РФ такое лицо может быть освобождено от уголовной ответственности с назначением судебного штрафа, если возместило ущерб или иным образом загладило причиненный преступлением вред.
Несмотря на то что институт деятельного раскаяния давно существует в российской уголовно-правовой системе, он так и не нашел широкого применения.
Фактически единственная разница в последствиях между назначением судебного штрафа и реализацией инициативы ВС РФ о введении института уголовного проступка – отсутствие факта судимости, дабы не портить характеристику личности гражданина и не лишать его возможности в дальнейшем вести нормальный образ жизни.
Здесь необходимо отметить главное – снятая и погашенная судимость фактически не влияли бы на жизнь человека, если бы не пресловутая запись в ГИАЦ и других информационных центрах, поскольку это единственное, что препятствует его нормальному существованию.
Самым простым выходом из сложившейся ситуации, не требующим изменения законодательства и правоприменительной практики и введения в правовое поле новых доктрин, представляется внесение изменений во внутриведомственный правовой акт – Наставление по формированию и ведению централизованных оперативно-справочных, криминалистических и розыскных учетов органов внутренних дел РФ.
Предлагаемые изменения могут касаться категорий записей в отношении лиц, совершивших незначительные преступления, либо тех, в отношении которых не вынесен обвинительный приговор, а именно по уголовным делам, прекращенным по нереабилитирующим основаниям (примирение сторон, срок давности и др.).
На мой взгляд, сведения о привлечении к уголовной ответственности подлежат аннулированию в ГИАЦ, когда в отношении лица:
был вынесен оправдательный приговор (в таких ситуациях в базе остаются первоначальные сведения о привлечении к уголовной ответственности);
–уголовное дело было прекращено по реабилитирующим основаниям (п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ).
Поскольку на момент вынесения оправдательного приговора сведения о привлечении лица к уголовной ответственности следственным органом уже содержатся в информационной базе, целесообразно аннулировать ранее сделанную запись в порядке исполнения вступившего в силу оправдательного приговора.
Также полагаю целесообразным ввести временной ценз – срок, по истечении которого сведения о привлечении лица к уголовной ответственности, равно как и о его осуждении, должны быть удалены из всех баз данных (федеральных и региональных) в отношении лиц:
осужденных за совершение преступлений небольшой и средней тяжести, за исключением ч. 1 ст. 228, ч. 1 ст. 231 и ст. 233 УК РФ;
уголовные дела которых по обвинению в совершении преступлений небольшой и средней тяжести были прекращены по нереабилитирующим основаниям (т.е. ввиду примирения с потерпевшим, истечения срока давности привлечения к уголовной ответственности и т.д.).
При этом временной ценз имеет смысл установить равным времени хранения данных уголовных дел в суде, предусмотренному Приказом Судебного департамента при ВС РФ от 9 июня 2011 г. № 112 «Об утверждении перечня документов федеральных судов общей юрисдикции с указанием сроков хранения» (далее – Перечень).
В соответствии с п. 2.9 Перечня сроки хранения уголовных дел исчисляются с момента погашения судимости либо с момента прекращения дела. При этом согласно п. 187–188 сводной таблицы Перечня уголовные дела по преступлениям небольшой тяжести хранятся 5 лет, средней тяжести – 10 лет.
Данные установленные ВС РФ сроки хранения являются, на мой взгляд, разумными и справедливыми и должны распространяться не только на уголовное дело как физический носитель информации, но и на сведения об этом деле, хранящиеся в базах данных информационных центров (ГИАЦ, ИЦ и ЗИЦ).
В заключение отмечу, что рассматриваемая законодательная инициатива имеет важное значение для изменения правового положения лиц, которые были реабилитированы, чьи уголовные дела прекращены, либо тех, кто десятки лет назад совершил незначительные преступления. Даже в современных реалиях российской правовой системы проступок, совершенный в 18 лет, будет сказываться на человеке даже спустя 50 лет, что, на мой взгляд, является в корне несправедливым, так как за это время человек мог социализироваться и начать вести добропорядочный образ жизни, в то время как пресловутая запись в информационной системе не позволит ему устроиться на достойную работу, а его детям – занимать государственные должности.
https://www.advgazeta.ru/mneniya/ugolovnyy-prostupok-panatseya-ot-posledstviy-sudimosti/