Марк Каретин прокомментировал масштабную реформу законодательства о судопроизводстве, которую в юридическом сообществе многие окрестили «процессуальной революцией». С 1 октября прошлого года вступили в силу изменения в Гражданский процессуальный и Арбитражный процессуальный кодексы РФ (ГПК и АПК).
Текст: Анна Занина
2019 год ознаменовался окончанием масштабной реформы законодательства о судопроизводстве, которую в юридическом сообществе многие окрестили «процессуальной революцией». “Ъ” узнал у юристов, какие новеллы они считают наиболее важными, какие проблемы остаются нерешенными и что еще следует изменить в российском процессе.
С 1 октября прошлого года вступили в силу изменения в Гражданский процессуальный и Арбитражный процессуальный кодексы РФ (ГПК и АПК). Задачи реформы — унификация и оптимизация судопроизводства, снижение нагрузки на судей и ускорение судебного разбирательства. Поправки широко обсуждались в юридической среде и вызвали самые разные отклики. “Ъ” попытался разобраться, какие изменения оказались в итоге наиболее полезными, а какие — как минимум спорными и как они повлияли на судебных юристов.
«Важный и полезный тектонический сдвиг»
Общей новеллой для АПК и ГПК стало введение так называемого образовательного ценза: теперь представителями в суде (за исключением мировых и районных судов) могут выступать лица, имеющие высшее юридическое образование либо ученую степень по юридической специальности. Старший партнер КА «Юков и партнеры» Марк Каретин уточняет, что лица, которые до вступления в силу поправок начали участвовать в деле в качестве представителя, подав иск или заявление, сохраняют свои полномочия вне зависимости от наличия требуемого образования.
Руководитель арбитражной практики юрфирмы Vegas Lex Виктор Петров характеризует новеллу как «важный этап в развитии процессуального законодательства РФ». Партнер юрфирмы ЮСТ Александр Боломатов напоминает, что впервые такое требование было введено по делам административного судопроизводства в 2015 году и тогда это был «аккуратный и консервативный шаг законодателя». Управляющий партнер АБ КИАП Андрей Корельский отмечает, что это «самая острая поправка», вызвавшая наиболее горячее обсуждение в профессиональном сообществе.
Так, советник судебно-арбитражной практики АБ «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» Денис Голубев полагает, что эта поправка по замыслу законодателя должна сделать судебный процесс «более профессиональным». «В значительной мере это вопрос бизнеса и имиджа юридической профессии, а оказание неквалифицированной юридической помощи негативно сказывается на рынке услуг и бросает тень на все сообщество»,— добавляет господин Боломатов. С этой точки зрения, считает он, наличие юробразования «не столько гарантия качества, сколько некий минимальный обязательный стандарт, которому должен соответствовать участник судебной деятельности, который позволит отсечь недобросовестных участников рынка». Он также уверен, что это следующий шаг на пути к адвокатской монополии.
Партнер практики по разрешению споров Bryan Cave Leighton Paisner Russia Иван Веселов, напротив, считает, что требование об образовании и обязанность представлять в суде диплом «добавляет лишь некие технические препятствия доступу к правосудию, но не делает сам судебный процесс более «профессиональным»»: «Это никак не влияет на избрание способа защиты и распределение бремени доказывания, которые как раз и должно было затронуть появление профессиональных представителей».
Второе место по накалу дискуссии/страстей занимает новый порядок рассмотрения отводов судьям: теперь в арбитражном процессе этот вопрос разрешает сам судья, которому заявлен отвод. Большинство юристов относятся к этой новелле негативно. «Это правило было заимствовано из других процессуальных кодексов, но правильнее было бы, наоборот, распространить на другие суды старую норму АПК»,— указывает Иван Веселов. Марк Каретин называет это «одним из наиболее неудачных решений законодателя»: «Нарушается принцип Nemo judex in propria causa («Никто не может быть судьей в собственном деле»).Если раньше удовлетворения заявлений об отводе были редкими, то сейчас их количество будет стремиться к нулю, так как судьи не будут сами расписываться в своей заинтересованности». Денис Голубев тоже считает эту поправку спорной: «Отвод должен рассматривать председатель суда или его заместитель, иначе подменяется сама суть этого института».
Впрочем, Александр Боломатов видит у этой «медали» две стороны. «В теории разрешение отвода единолично судьей, которому и был заявлен отвод, фактически уничтожило данный правовой институт. Удовлетворяя заявление об отводе, судья в действительности реализует свою обязанность взять самоотвод»,— говорит юрист. Но на практике, указывает господин Боломатов, все иначе: отвод судье редко бывает мотивирован, чаще всего он направлен на затягивание процесса либо связан не с заинтересованностью судьи, а с несогласием стороны с конкретным процессуальным решением (например, с назначением судебной экспертизы или отказом отложить заседание). «Из-за таких необоснованных заявлений раньше приходилось ждать председателя судебного состава, отнимать время у судей, представителей сторон, да и участников других судебных процессов, ожидающих своего заседания в коридоре»,— указывает Александр Боломатов. По его мнению, разрешение отвода единолично тем же судьей реализует принцип процессуальной экономии, а судья как объективный профессионал должен быть способен сам оценить наличие у него заинтересованности.
Фундаментальным изменением для судов общей юрисдикции (СОЮ) стало появление пяти отдельных апелляционных и десяти кассационных судов для обжалования решений судов субъектов федерации. Андрей Корельский называет это «действительно важным и полезным тектоническим сдвигом для системы СОЮ». Это «давно назревшее изменение», приближающее гражданский процесс к арбитражному, и главное, что новые суды неплохо начали работу, говорит он. Иван Веселов положительно отзывается о выделении кассации из судов субъектов в отдельные суды, добавляя, что законодатель пошел дальше: «Теперь все кассационные жалобы, которые соответствуют формальным требованиям, должны быть рассмотрены кассационной коллегией (сплошная кассация). Можно сказать, что наконец-то в СОЮ появилась полноценная третья инстанция».
Денис Голубев тоже считает это главным нововведением: «Если раньше при подаче кассационной жалобы существовал барьер на входе — судья единолично решал, заслуживают ли аргументы внимания и следует ли передать жалобу в коллегию, то теперь поданные надлежащим образом жалобы будут рассматриваться в судебном заседании». Позитивно оценивает эту новеллу с позиции реализации права на судебную защиту и партнер АБ «Андрей Городисский и партнеры» Марина Абрамова: «Ни для кого не секрет, что процент дел, пересматриваемых на стадии кассации, крайне мал, но обязательность рассмотрения дела в кассации коллегиальным составом судей все же повышает шансы на пересмотр». «За основу была взята модель отбора жалоб в арбитражном судопроизводстве, предусматривающая передачу на рассмотрение любой кассационной жалобы, соответствующей требованиям законодательства. Это изменение определенно носит положительный характер ввиду потенциального обеспечения более высокого уровня доступа к правосудию»,— отмечает Марк Каретин.
Александр Боломатов называет эту поправку важным шагом к унификации судебного процесса, уточняя, что она, очевидно, повлекла увеличение нагрузки на судей и на бюджет, «но это того стоит, ведь ранее институт кассационного обжалования был практически нерабочим». «Раньше апелляционная инстанция воспринималась как последняя надежда проигравшей стороны донести до суда свою правоту. После введения сплошной кассации появляется еще одна возможность реально объяснить судьям свою позицию. Немаловажно и то, что кассационный суд теперь физически и юридически отделен от апелляционного суда, и это, безусловно, должно способствовать беспристрастному рассмотрению кассационной жалобы»,— подчеркивает он.
Иван Веселов относит к знаковым и позитивным изменениям также отмену понятия «подведомственность» в АПК и ГПК (заменено словом «компетенция»): «Это не просто смена терминологии, но и исключение одного из оснований для отказа в принятии иска и прекращения производства по делу — подведомственность спора арбитражным судам или СОЮ. Возможность передачи дела в суд другой ветви устраняет риск пропуска исковой давности в ситуациях, когда вопрос о компетенции судов является спорным». «Это вносит ясность и гарантирует доступ к правосудию в тех ситуациях, когда лицо даже допустило ошибку при подаче иска»,— приветствует новеллу Денис Голубев. Эту точку зрения разделяет и Виктор Петров: «Введение института сквозной компетенции позволяет оперативно передавать спор в корректную судебную инстанцию для его рассмотрения». Замена одного понятия на другое, считает Марк Каретин, не повлияет на институт подведомственности по существу, так что эту поправку можно назвать «косметической» или даже «технической», но возможность передать дело из одного суда в другой при выявлении факта неподведомственности дела является позитивным изменением.
Марина Абрамова видит потенциальные проблемы в этой сфере: «Новые правила я бы оценила неоднозначно. С одной стороны, у истца нет необходимости еще раз подавать иск, зачастую уже с риском пропустить срок на обращение в суд. С другой стороны, возможность передачи дела из СОЮ в арбитражный суд открывает дорогу для разного рода злоупотреблений, связанных с затягиванием рассмотрения дела. Кроме того, может возникнуть ситуация, когда дело передано в арбитражный суд, а ранее принятое определение СОЮ об обеспечительных мерах будет обжаловаться по ГПК». «В связи с этим потенциально в новом году можно будет столкнуться со случаями намеренного «неправильного» обращения в СОЮ, где обеспечительные меры получить легче»,— предупреждает и Иван Веселов.
Андрей Корельский также отмечает увеличение сроков на рассмотрение дел в арбитражном суде первой инстанции с трех до шести месяцев (по особо сложным делам — до девяти месяцев): «Это существенная помощь судьям, особенно в судах крупных городов, где очень высокая нагрузка. В трехмесячные сроки многие просто не укладывались, что негативно сказывалось и на статистике, и на качестве правосудия соответственно, когда судьям приходилось не до конца подготовленные дела подгонять под сроки в угоду статистике»,— указывает господин Корельский.
Александр Боломатов обращает внимание и на изменение правил по групповым искам в АПК: они стали «более структурированными и понятными», поэтому данный институт имеет все шансы прочно войти в юридическую практику. Нормы о групповых исках включили теперь и в ГПК, что может повлечь появление громких и массивных потребительских исков, не исключает он. Марк Каретин добавляет, что это дает возможность группам граждан обращаться в СОЮ за защитой прав потребителей, возмещением вреда и отстаивать права неопределенного круга лиц в сфере ЖКХ, что позволит снизить судебные расходы и сделать правосудие доступнее для людей. По его мнению, это также усилит роль «гражданского надзора» при осуществлении деятельности предпринимателями и госорганами.
Юристы также отмечают расширение сферы упрощенного и приказного производства. Для «упрощенки» цена иска увеличена до 800 тыс. руб. для юрлиц (ранее 500 тыс. руб.) и до 400 тыс. руб. для ИП (ранее 250 тыс. руб.). Судебный приказ арбитражные суды будут выдавать при цене иска более 500 тыс. руб. по требованиям, основанным на неисполнении или ненадлежащем исполнении договора, признанным должником, а также на совершенном нотариусом протесте векселя в неплатеже, неакцепте и недатировании акцепта. В приказном производстве цель по разгрузке судей должна сработать, но в упрощенном это вряд ли произойдет, полагает Марк Каретин: «Ответчики будут просить о рассмотрении дела по общим правилам, ссылаясь, например, на необходимость провести осмотр доказательств или экспертизу. С другой стороны, такой порядок может быть удобен для сторон ввиду отсутствия необходимости очного присутствия и возможности направления документов и ознакомления с ними дистанционно».
«Сначала было много неопределенности»
Вопросы по поводу применения новелл во многом были решены постановлениями пленума от 9 июля и обзором практики Верховного суда РФ от 25 декабря 2019 года.
По словам опрошенных “Ъ” юристов, больше всего проблем возникло с подтверждением юридического образования. «Сначала было много неопределенности, все суды по-разному оценили нововведения, кто-то просил оригиналы дипломов, кто-то даже проверял оценочные листы и шутил, когда видел «тройки» по процессам у представителя, кто-то просил нотариальные копии, кому-то хватало обычной ксерокопии»,— говорит Андрей Корельский. Ряд юристов предлагает разработать механизм аккредитации юриста в суде или создать некую единую базу, куда бы вносились данные о дипломе, чтобы представителям не было необходимости каждый раз носить его в суд, а судье — проверять его наличие.
Кроме того, из поправок не ясно, нужен ли диплом только для участия в судебном заседании или при любом процессуальном действии. Марина Абрамова рассказывает, что практика здесь самая разная: «СИП свободно разрешает знакомиться с материалами дела и снимать копии лицам с доверенностью, но без юробразования. При этом в одном из региональных судов лично я столкнулась с тем, что при наличии адвокатского удостоверения, ордера и доверенности у меня потребовали предоставить подлинник диплома». Она считает, что на этот счет нужны разъяснения ВС.
По мнению Виктора Петрова, проблемы связаны в основном с эксцессами исполнителей в конкретных случаях: подходит ли копия диплома о высшем юридическом образовании или нужен оригинал, как следует оформлять раздел иска о примирительных процедурах и пр. Разночтения по ним, считает юрист, устранятся с формированием единообразной практики, а разъяснения ВС потребуются, только если проблемы не будут разрешены в течение длительного времени.
Господин Веселов обращает внимание, что введение образовательного ценза повлияло и на статус сотрудников компании (бухгалтеры, инженеры и др.), которые ранее давали в суде пояснения как представители стороны: «Сейчас такие сотрудники могут выступить лишь как свидетели или специалисты, что влечет действие специальных норм АПК и ГПК (правила отвода для специалиста; возможность допроса свидетеля другой стороной; риск того, что суд откажет в вызове свидетеля или специалиста). Письменные же пояснения таких лиц могут быть восприняты судами как доказательства, которые в обход закона подменяют собой допрос свидетеля. Возможно, в будущем законодатель или высшие суды поставят перед собой вопрос, оставить, как есть, или представить таким лицам некий специальный статус».
Александр Боломатов также считает востребованными разъяснения ВС о правилах применения процессуального закона в отношении дел, возбужденных до процессуальной реформы.
Движемся по пути унификации
В целом юристы оценивают итоги реформы положительно, отмечая, что правила арбитражного и гражданского судопроизводства все больше сближаются. Андрей Корельский: «Вектор на сближение двух процессов, арбитражного и в судах общей юрисдикции, уже налицо. Общая же задача — чтобы рано или поздно процесс стал единообразен и слился в единую систему на всех инстанциях с единым процессуальным кодексом, а не существовал бесконечно долго в двух исторически сложившихся параллелях с разными процессуальными правилами игры для граждан и бизнеса».
Александр Боломатов тоже констатирует, что «процессуальное законодательство движется по пути унификации» и «имеющиеся тенденции можно в целом оценить как положительные». Виктор Петров указывает, что процессуальное законодательство РФ, с одной стороны, заимствует зарубежный опыт профессионального представительства, с другой — стремится адаптировать закон под растущее количество дел и значительно большую территорию, чем у большинства государств мира. «В связи с таким объемом споров (как арбитражных, так и в общей юрисдикции) процессуальное законодательство одновременно должно отвечать требованиям гибкости и меньшего формализма»,— считает юрист.
Марк Каретин: «Очевидно, в вопросах процессуального законодательства законодатель пошел по пути гармонизации и конвергенции процессуальных кодексов. «Основная задача, которая ставилась законопроектом,— разгрузка судов и оптимизация нагрузки судей. При этом инициатива об отмене «договорной» подсудности, предложенная ранее законодателем и решившая бы частично проблему нагрузки московских судов, так и не попала в финальный вариант закона»,— отмечает он.
Также юристы высказали ряд предложений о дальнейшем изменении правил процесса. При этом большинство экспертов высказались за возврат к старой модели отвода судей по АПК, чтобы такие заявления рассматривал председатель суда или судебного состава, и за введение такого же порядка в ГПК.
Денис Архипов, партнер АБ «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры», видит потребность в «более масштабных изменениях для опережающего развития нашей правовой среды». Так, он считает необходимым снижать судебную нагрузку путем стимулирования должников к погашению долгов, чтобы сократить число дел о взыскании бесспорной задолженности в судах. Кроме того, он призывает к сохранению и развитию системы электронного правосудия не только в арбитражных судах, но и в СОЮ. «Электронный документооборот должен стать доминирующим в судебной практике»,— указывает Денис Архипов. Юрист подчеркивает, что единообразие практики должны обеспечивать в первую очередь нижестоящие суды, которым надо «неукоснительно следовать правовым позициям Верховного и Конституционного судов». По мнению господина Архипова, нельзя допускать возбуждение уголовных дел, пока не исчерпаны все способы гражданско-правовой защиты, а если в пользу участника спора уже есть решение по гражданскому делу, то в отношении его не должно инициироваться уголовное дело, кроме случаев, когда это решение было заведомо незаконным и отменено. Эксперт также предлагает расширить в АПК и ГПК полномочия сторон и суда в сборе доказательств, приблизив их к американскому discovery или английскому disclosure, а право прокурора оспаривать сделки коммерческих юрлиц с госучастием, напротив, ограничить. «Представители публичного собственника не являются слабой стороной правоотношения, а потому могут самостоятельно защищать свои права в рамках корпоративных споров»,— объясняет господин Архипов.
https://www.kommersant.ru/doc/4267570